Новобрачные наконец вперлись в помещение посольства.

Валера в темном холле долго стоял рядом с девушкой, что-то бормоча, прежде чем отпустить.

Шептал он всякую ерунду типа «у тебя такие глаза» и «ты моя жена».

Целовались.

На втором этаже горел свет. Мать с отцом не спали, сидели встревоженные, одетые.

Всякое бывало с молодежью, случались и невозвращенцы.

Дочь посла сбежала с сотрудником, осталась за рубежом!

Гражданская казнь для родителей отщепенки, ссылка на родину!

– Так. Где была? – спросил отец, стремительно подходя с оплеухой. – Мы тут чуть полицию не вызвали.

– Папа! Я выхожу замуж! – уворачиваясь, крикнула Тамара.

– Выходишь? Ты у меня выйдешь! – завопил отец на автопилоте, но тут вмешалась мать, Нина Георгиевна.

Она увела Тамару, все выспросила и вернулась к мужу успокоить его.

– Сопляк он еще! Кто такой! Вокруг Тамарки такие парни ходили, сын Туманяна! Дубины Виктор Петровича внук! – кипятился отец. – А она что? Обратила на них? Нет! Ни малейшего! И потом! Ты соображаешь, какие проблемы начнутся? Меня могут отозвать! Семейственность, понимаешь, развел тут! Валерку отзовут вот уж точно! Муж, тоже мне! Куда он, прохиндей без кола без двора? Тренером в Краснодар детской команды? Дурак, дурак! Квартиры у него нету, в общежитие Тамару сволокет, да? Голозадый в принципе, да?

– Погоди, погоди, – увещевала его мадам, – Тамаре-то сколько лет! Ей пора!

– И при этом! У Валеры задание, он не может его бросить, проделана, понимаешь, работа.

Имелось в виду, что Валера занимался попутно еще и шпионской деятельностью и завербовал одного старика-эмигранта, который вращался в местных антисоветских кругах. Старику очень нужны были деньги. Валера в результате посылал в контору толковые отчеты о благотворительных балах, ярмарках и литературных вечерах с белогвардейским оттенком. Контора, таким образом, держала руку на пульсе эмигрантской светской жизни. Старик Тротский, даром что ветхий, проявлял жуткую активность, потому что пылал ненавистью ко всем без исключения эмигрантам (а они к нему).

За многие годы, прошедшие после революции, небольшое русское сообщество (уже в третьем-четвертом поколении) насолило каждому соотечественнику свыше всяких мер, перессорилось, многажды переженилось, в том числе мадам Тротская ушла к князю Шарахову сразу после кончины княгини Уйгур-Шараховой, забрав с собой все сбереженные семейные жемчуга дома Тротских и присовокупив теперь к ним знаменитую уйгур-шараховскую шкатулку.

Злые языки мгновенно донесли Тротскому, что те двое только того и ждали, чтобы объединиться. Как бы они давно совершенно нагло сожительствовали. И не отравили ли они несчастную старуху?

В полицию было пять писем. Безрезультатно.

Теперь Тротский (имея полные 75 лет) специально таскался по всем мероприятиям, которые прежде ненавидел, нахально напрашивался на чай, даже на детские дни рождения, и писал доносы как на Шараховых (яростные антисоветчики, тайное общество), так и на всех остальных.

Не таясь, он начал прилично одеваться (раньше обходился одним лоснящимся пиджаком) и завел платонический роман со вдовой адвоката, у которой была машина еще на ходу.

Теперь он повсюду раскатывал на авто и посещал со своей дамой бесплатные мероприятия типа городских фейерверков, по поводу чего строчил Валере (т. е. в КГБ) злобные доносы на местных городских чиновников, зря расходующих деньги налогоплательщиков.

Там же он упоминал все факты взяточничества властей и полиции.

И хотя эти письма были как бы не по адресу, запасливый Валера все покупал и отправлял, в рамках изучения настроений местного населения и развивающейся коррупции поименно.

Т.е. кто из чиновников берет уже совсем откровенно и на кого можно возлагать надежды в случае чего.

А недавно Тротский вообще отличился, посчитал количество аборигенских танков на параде. Было шесть, но один остановился прямо на площади.

И теперь, когда Валера женится и его ушлют, данная деятельность посольства тоже окажется под угрозой.

Кроме того, кто разрешит пребывание такой разросшейся родни под крышей посольства (сам с женой, его зять и дочь плюс еще возможные дети!).

Посол, в добавление ко всему, был влюблен в свою дочь как мужчина и не мог допустить даже мысли о том, что его красавица и умница ляжет под какого-то косопятого мужика и ее будут использовать в постели как шлюху. Она обязана была хранить невинность навеки как знак верности своему отцу, так он понимал ситуацию.

Хотя он соображал, что дочь уже засиделась, но одновременно считал, что и подходящей пары для нее нет и неизвестно (Тамара работала уже три года в министерстве библиографом, сидя где-то на задах книгохранилища в сугубо женском коллективе, туда ее пристроил любящий отец) – но так оно и спокойней.

Назавтра посол, Геннадий Иванович, вызвал Валеру и с криком «ты что тут, понимаешь» лихо, как в молодости, заехал подчиненному в ухо.

Валера же, не будучи аристократом и дипломатом, по-уличному сунул дяде Гене куда попало (под дых), посол упал, а сам Валера выскочил, забежал наверх к Тамаре, сказал «надо поговорить», повлек ее за собой и уехал с ней на электричке куда глаза глядят, получилось что в довольно прозрачный пальмовый лесок, за которым шла высокая стена и где, в лесочке, не обращая внимания на каких-то солдат на вышке, Валера немедленно засандалил Тамаре ребеночка, чего не сделал накануне, оберегая честь дочери посла.

В конечном итоге оказалось, что они прилегли у полосы отчуждения вдоль стены местного гарнизона, в другом бы случае их арестовали как шпионов, но тут все обошлось (солдаты, видимо, сбегали за биноклем, там наверху, на вышке, что-то поблескивало, когда Валера с Тамарой уходили).

Валере было важно именно спустить в Тамару.

Ухо его горело и призывало к отмщению.

Он использовал не Тамару, а самого.

Так, в атмосфере злорадной мстительности, и была зачата будущая девочка Маша.

Когда Валера с Тамарой вернулись, опять ближе к ночи, посол безмолвно лежал в супружеской кровати и не встал, чтобы достойно встретить гулящую дочь.

Он принял решение не усугублять ситуацию, а спустить ее на тормозах.

То есть сперва удалить Тамару, раз, а потом как-нибудь подловить и уничтожить Валерку.

Так, чтобы его поймали на нехорошем деле, допустим.

Посол лежал и увлеченно (кровь кипела) воображал в уме разные картинки.

Одна интрига уже вертелась в его мозгу, как у опытного драматурга.

Однако Валера на следующее же утро подал заявление об уходе по собственному желанию.

Но Москва начала трезвонить. Лубянка не давала разрешения. Москва ничего не могла понять. Парень поставлял хорошие отчеты. Что случилось?

Посол уже был готов ответить, ночка даром не прошла, и он по международному телефону обрисовал ситуацию так, что Валера спутался с местной проституткой, у него сифилис, то есть Валера потерял, а кастелянша нашла у его двери бумажку с результатами анализа и с его фамилией (уже имелся врачебный документ, творчество посольского доктора, все было подготовлено).

Прилагалась также пустая ампула из-под антибиотика. Якобы из мусорной корзины Валеры.

Год назад подобная история произошла с водителем, которого врач отправила на обследование, после того как уборщица заявила, что с ней что-то не то и что она живет только с водителем. Его и уборщицу послали на мазок в лабораторию, а затем, не ожидая результата, отозвали. Результат пришел, кстати сказать, положительный только у уборщицы.

Так что путь был проторенный. Врач по указанию посла сфабриковала подобный листочек на имя Валеры.

Тамара тоже выслушала версию отца, долго плакала у себя, ей была предъявлена и ампула, и анализ чего-то на фамилию отщепенца.

Посольский дом кипел. Все сторонились Валеры.

Когда он вышел во двор тренировать ребят, детей не оказалось. Он сунулся в квартиру кастелянши Милы, матери одного из своих футболистов, но Мила вышла, загородив собой дверь, и сказала: